— Расскажешь, что там дальше было в книжке? У тебя есть время?

— Конечно. На чем мы остановились?

— На тете Зверине.

— Точно. Тетя Зверина. На ее планете тепло, мягко и уютно, и воздух там ароматный, и еда вкусная. Но Мег не может там задерживаться — она должна вернуться на ту планету и спасти братика. Он же остался там, во власти Олза, помните?

Белл кивнула.

— Она что, совсем одна должна туда лететь?

— Да. Она и только она может спасти Чарльза, потому что она для него ближе всех. Так что, кроме нее, некому.

Белл опять кивнула.

— И вот она возвращается туда, на Камазоц, а ее брат весь во власти Олза и говорит ей ужасные вещи. А Олз хочет и до нее тоже добраться, внедриться в ее мозг. Она сопротивляется из последних сил — и вдруг, в последний миг, последним усилием воли, осознает, что Олза можно победить только одним: любовью. У Олза нет любви, он не понимает, что это такое.

— Вот как, — сказала Белл. — Это мудро.

— И Мег стоит там и думает, как сильно она любит Чарльза — настоящего Чарльза, а не этого, поддельного, который стоит перед ней с отвисшей челюстью и вращает глазами, как полоумный. И она кричит, что она его любит, кричит снова и снова, и — алле-оп! — он снова становится собой, таким, как раньше. Вот так она его и спасает. Это оказалось очень легко.

Белл удивила меня.

— Да, любить кого-то — это очень легко, — сказала она. — Трудно другое: понять, когда пора об этом закричать.

От этих ее слов мне почему-то захотелось плакать.

— Короче, — сказала я, — потом они внезапно попадают домой. И приземляются в огороде за домом, прямо на капустной грядке. И все. На этом книжка заканчивается.

Конечно, я не могла не думать о том, что сказал тогда Маркус — о том, что если бы они вернулись домой на пять минут раньше, чем улетели, то увидели бы самих себя возвращающимися, даже не зная еще, что им предстоит покинуть Землю. Но не стоило морочить Белл голову.

— Как фамилия этой писательницы, скажи-ка мне еще раз.

Я произнесла фамилию по буквам.

Пока Белл выбивала чек ребятам, забежавшим после школы купить, как всегда, чего-нибудь вкусного и вредного, я пошла бродить по магазину. Я собиралась прихватить пару-тройку виноградин, но виноград оказался чахлым и сморщенным. Тогда я взяла из холодильника бутылочку шоколадного молока, проверила срок годности и понесла к кассе вместе с пятидолларовой бумажкой, которую утром выудила у мамы из кармана пальто.

— Странная вещь, — сказала Белл, беря мою пятерку. — Видишь вон того типа?

Она показала в окно витрины. Через дорогу, на нашем углу, расхаживал туда-сюда человек, который смеется, по своему обыкновению лягая воздух.

— Угу.

— Глянь сюда. — Она выдвинула из-под кассы пластмассовый ящик. Я заглянула внутрь. Ящик был полон двухдолларовых банкнот — со сгибами, как будто они долго хранились сложенными.

— Пару недель назад, — продолжала Белл, — этот тип вдруг затеял ходить сюда каждый день. Является, покупает горячий тост с маслом и банан и всегда расплачивается вот этими двухдолларовиками.

Я молча таращилась на ящик.

— Хочешь, дам тебе сдачи такими бумажками? — спросила Белл.

Я кивнула.

— Извини, они мятые, — сказала она, разглаживая купюры. Он дает их мне сложенными в треугольнички, можешь себе представить? В первый раз я даже не поверила, что это настоящие деньги, и велела ему проваливать.

Мой мозг опять начал вопить: «Человек, который смеется, стащил у Джимми копилку?! Человек, который смеется?»

— Он, конечно, чокнутый, — задумчиво сказала Белл, — но зато вежливый. Вежливость дорогого стоит.

Когда минуту спустя я проходила мимо человека, который смеется, он потрясал в воздухе кулаком и пинал ногами пустоту, целя в машины, мчавшие по Амстердам-авеню. Некоторые из них сигналили ему. Заметив меня, он ткнул в мою сторону пальцем и заорал:

— Умница! Умница!

Я забросила в рот две последние витаминки и постаралась вспомнить теплое и безопасное чувство укутанности в одеяло, которое меня охватило, когда со мной была мама. И я спокойно прошла мимо человека, который смеется, думая: «Да, вежливость дорогого стоит».

Колин и Сэл в подъезде устроили шурум-бурум со скейтбордом и мячом. В любую минуту могла выглянуть миссис Биндокер и разораться, что они пугают ее кошку.

— О! — воскликнул Колин, заметив меня. — Я так и думал, что ты в этом доме живешь. Хочешь прокатиться?

Когда мы встретимся - i_072.png

Я глянула на Сэла. Он был полностью сосредоточен на своем мяче, как будто саму идею хлопанья ладонью по мячу изобрели пять минут назад. Он исхитрился помахать мне, не встретившись со мной взглядом, — это было как пас не глядя в баскетболе.

— Нет, спасибо, — сказала я. — Мне пора.

Но Колин есть Колин. Если он и понимает намеки, по нему этого не скажешь.

— А в гости к тебе можно? А мы в баскетбол гоняем за домом. Там у вас так круто. Хочешь с нами?

Я сказала, что моя мама заболела и лежит в постели и что мне надо срочно домой, я спешу из магазина.

— Это ты ей купила шоколадное молоко? — спросил он, указывая на бутылочку у меня в руке.

— Да. — Я направилась к лестнице. — Она его обожает. — И, прежде чем он успел еще что-то сказать, взлетела на второй этаж.

Я открыла дверь, и квартира как будто приняла меня в свои теплые объятия. Мурлыкал холодильник, в окна гостиной струился солнечный свет, и голос в моей голове сказал: «Отбой тревоги» — и умолк. Я пошла в кухню, открыла шоколадное молоко и прихватила последний пакет чипсов «Лэйз». Будем считать, что беременным узницам не повезло.

И тут зазвонил телефон.

— Это квартира Синклеров? Не могли бы вы пригласить Миранду?

Я на миг замерла.

— Привет, Джулия. Это я.

Тогда, в первый раз, мы проговорили всего минут пять. Джулия сказала, что у ее мамы есть рецепт специального торта без муки и мы можем приготовить его на день рожденья Аннемари. Сама не зная, хочу я этого или нет, я согласилась на следующий день после уроков пойти к Джулии и испечь пробный торт.

Когда за окном было уже темно, в дверь постучали. Я подскочила на тахте. Стук в дверь — это было что-то необычное. К нам все всегда звонят в звонок, кроме Луизы с ее условным стуком. Я испугалась. Вот что сделали со мной твои записки.

Стук повторился.

— Эй, кто там? — крикнула я.

Тишина. Я встала и заглянула в глазок.

За дверью стоял Колин, не совсем похожий на себя, держа скейтборд перед собой, как щит.

Я открыла дверь:

— Что случилось?

Колин сделал два шага вперед и на миг как бы завис в воздухе прямо передо мной, а потом меня поцеловал. Потом он замер в ожидании. Потом я его поцеловала. Он улыбнулся и побежал вниз по лестнице.

Бывают дни, когда все меняется, и это был как раз такой день.

Сладкое

Когда мы встретимся - i_073.png

У мамы Джулии оказалась целая полка кулинарных книг: «Готовим без жира», «Едим и не полнеем», «Кулинария для стройных».

— Мама всегда на диете, — Джулия вытащила одну книгу. — Я так думаю, эту книжку она купила по ошибке. Потому что в ней есть слово «масло» — я сама видела! — Она расхохоталась и протянула мне огромный пакет чипсов «Фритос», который купила по пути домой.

Я помотала головой — в меня больше не влезало.

— Начинаем делать торт?

Мне пришлось трижды звонить маме на работу и задавать всякие вопросы вроде того, сколько столовых ложек масла в одной пачке и можно ли чистить яблоко картофелечисткой. На третий раз она сказала:

— Погоди-ка, Мира. Вы что, собираетесь включать духовку? А взрослые в доме есть?

Я сказала, что теоретически мама Джулии дома, хотя практически я ее не видела.